- Ньютон?
Из-за шторы, которая отделяет спальню от остальной части комнаты, доносится жалкое хныканье. Он в узкой щели между кроватью и стеной - на коленях, сжавшись в комок, закрывая руками голову. Я не помню, как пересёк комнату, но я оказался на коленях рядом с ним, с рукой на его спине. Он вздрагивает, словно ужаленный: - Не делай... не трогай меня, пожалуйста! - но он же любит, когда его трогают...

- Ньют? Что не так? Что случилось? - я стараюсь, чтобы голос звучал очень мирно. Моя рука парит над его спиной, ожидая позволения опуститься.
- Я не могу... я не могу... я не могу... - Он шепчет это, как мантру: - Я не могу... Я не знаю... Помоги мне ... Я не знаю, что происходит... Помоги...

- Ньют, ты можешь потерпеть? Я думаю, нам нужно добраться до медцентра.
- Я не могу...
- Я думаю, что можешь. Позволь мне помочь, - я мягко беру его за руку и пытаюсь поднять на ноги. Он не противится мне, но начинает дрожать. Его глаза налиты кровью, и он выглядит испуганным и растерянным. Очки куда-то делись - я выпускаю его руку, чтобы найти их под кроватью, где-то в ногах. Он сразу же опять опускается на пол, но хотя бы сидя. Он вцепляется себе в волосы, дрожь усиливается - и он скулит. Непрерывно.

- Ньют, я сейчас принесу твои ботинки. Я вернусь. Ты понимаешь? - он кивает.
Я исхитряюсь надеть на него его "броги" - никогда не был более благодарен безобразным вещам - потом поднимаю его на ноги и веду из дома. Он цепляется за меня так сильно, что мы скорее шатаемся, чем идём.
Я не тружусь запирать дверь. Ничто в доме не стоит промедления.

Пять кварталов до медцентра занимают века. Я наполовину несу Ньюта, пока он бормочет, что боится афазии, боится навсегда утратить способность понимать речь. Я пытаюсь его разубеждать - бережно, спокойно, очень мягко, но не думаю, что он меня слышит. Дважды нам приходится остановится - его тошнит. Я как-то отчищаю его и мы бредём дальше.
В приёмной он вновь сворачивается, переспрашивая раз за разом: - Где мы?

Я повторяю один и тот же ответ, каждый раз так спокойно, как могу: - Ньют, мы в медицинском центре. Мы здесь, чтобы помочь тебе. Мы с этим разберёмся.
Я хочу, чтобы это закончилось. Я почти в панике. А если я запаникую, я не смогу помочь ему.

После десяти скверных минут, я прошу администратора пустить нас в смотровую, надеясь, что там Ньютона отпустит. Ну или это помешает мне врезать одному из тех мудаков, что пялятся на нас и перешёптываются, а это уже неплохо. Нас провожают - я веду Ньюта, обняв его за плечи. Как только дверь закрывается, он опять сворачивается на полу. Я уговариваю его сесть на смотровой стол. Не отпуская его, я тянусь к стулу и сажусь, держа его ладонь в своих руках.Он всё ещё дрожит. Мы опять начинаем игру в вопросы и ответы: - Где мы?

Врач наконец-то приходит и начинает осмотр. В это время Ньют становится чуть спокойнее, и я рискую оставить его на минуту, чтобы позвонить его матери.
- Г-жа Шварц? Это Герман Готлиб. Да, бойфренд Ньюта. С Ньютом случилось... своего рода... происшествие. Нет, он не ранен. Нет, я не могу с уверенностью сказать, что послужило причиной. Мы находимся в студенческом медцентре, но я боюсь, что его решат госпитализировать. Было бы лучше. если бы кто-то из членов семьи был поблизости. Да, как только у меня будет какая-то информация, я немедленно её вам сообщу и передам ваши контакты врачам.
Я заканчиваю разговор и на мгновение прислоняю голову к стене, прежде чем вернуться в смотровую.

Ньют растерянно смотрит на доктора, протягивающего ему стаканчик с парой бежевых таблеток.
- Седативные? - спрашиваю я его.
Он кивает.
- Дайте я попробую.
Я набираю в бумажный стаканчик воды из-под крана, забираю у врача таблетки и иду к Ньюту так, чтобы он меня всегда видел. Я приседаю, чтобы смотреть ему глаза в глаза: - Ньютон, возьми их, пожалуйста.
- Что это такое?

- Успокоительные. Всё станет полегче. Пожалуйста, прими, - я кладу их на его ладонь и протягиваю стакан с водой. Он глотает таблетки.

Не отрывая глаз от Ньюта, я спрашиваю у врача, что он думает о произошедшем.
- Я бы предположил психотический эпизод. Раньше такое бывало?
Я говорю, что нет - насколько я знаю Ньютона, но последние два дня он был более рассеян, чем обычно.

- Я хотел бы положить его в клинику для полного обследования, - говорит он, - я считаю, что на него неплохо бы взглянуть психиатрам, - он делает паузу, - кто-то из его семьи живёт поблизости?

Я качаю головой: - Его семья в Бостоне. Здесь только я и ещё несколько друзей. Я уже позвонил маме.

В такси, везущем нас в больницу, Ньют засыпает, положив голову мне на колени. Я глажу его волосы и - слава Богу - хотя бы сейчас ему спокойно. Когда мы приезжаем, я осторожно бужу его, чтобы сдать персоналу. В регистратуре психиатрии нас разделяют по принципу "только члены семьи". Я не сражаюсь за возможность прорваться внутрь, я сижу в холле среди неуютной мебели и старых журналов. Никто не говорит мне, что происходит с Ньютом, сколько бы я не спрашивал. Ловлю себя на том, что грызу ногти - кажется, впервые после начальной школы.
Мама Ньюта прилетает из Бостона поздно вечером. Я впервые встречаюсь с ней лицом к лицу. Она маленькая, с яркими зелёными глазами, совсем как у него. Она обнимает меня (я стараюсь не дёргаться ) и благодарит за то, что позвонил. Заметно, что она плакала.
- Где он?
- Я не уверен. Персонал мне ничего не говорит. Вам нужно записаться у медсестры, чтобы позволили его увидеть.
Кивнув, она торопливо уходит. Я завидую - её пустят в палату, а я сослан ждать в холле. Я устраиваюсь на жёстком диване по возможности удобно и пытаюсь задремать.
Кто-то тихо зовёт меня по имени и трясёт за плечо. Я едва не выскакиваю из кожи и понимаю, что хлопаю глазами в лицо г-жи Шварц.
- У Ньюта был психотический срыв, - говорит она., - Если бы не ты, всё могло бы быть хуже. Он мог себе навредить. Врачи предполагают биполярное расстройство, и подобный приступ может повториться.
Она берёт меня за руку, и я пересиливаю желание вырваться.
- Я пойму, если ты захочешь расстаться. Это потребует много сил, но семья о нём позаботится.

Я смог только посмотреть на неё и заикаясь спросить: - Что-что вы имеете в виду?
- Болезнь вроде этой слишком тяжёлая штука, если ты не родной. Ты юный, ты совсем недолго с Ньютоном. Тебе не нужно жить с этим рядом.
Я понимаю, что она пытается быть ко мне добра, я понимаю, что это попытка утешить - но впадаю в ужас: - Я не уйду. Я люблю Ньютона целиком и это - тоже его часть. Я его не оставлю, и уж точно - не сейчас.
Я не думаю, что она мне верит.

Я не могу понять, почему она хочет дать мне повод сбежать. Мысль отказаться от Ньютона я просто не рассматривал. Это было негуманно... неправильно. И я думаю, что это просто меня убьёт.

Ньютона выпустили через два дня. За полчаса до этого г-жа Шварц мне позвонила. Я бегу по кампусу так, как никогда в жизни и встречаюсь с ним - красный и запыхавшийся - в дверях. Ньют по-прежнему заторможен и будто спит на ходу. Он выглядит моложе своих восемнадцати... Я шагнул к нему и так стиснул, что кажется услышал, как хрустнули кости: - Привет!

Он задыхается от объятья и, похоже, не в силах сфокусировать взгляд, но он прижимается ко мне. Я расслабляюсь впервые за 48 часов.
- Где ты был, - спрашивает он.
У меня перехватывает дыхание, я ищу ответ - и останавливаюсь на "ждал тебя". Он дарит мне сонную улыбку.
- Я тебя люблю, я по тебе ужасно скучал, - добавляю я и целую его в лоб.
Он прижимается к моей груди и бормочет в мою куртку: - Я тоже.

Им пора ехать. Я пролезаю в такси вместе с Ньютоном, прежде чем г-жа Шварц, усадив его, захлопнет дверь. Она изумляется, но к счастью не возражает, а просто обходит автомобиль и садится рядом с водителем. Всю дорогу мы молчим. Я держу его за руку. У билетной стойки Ньют отчаянно обнимает меня. Я не хочу его отпускать. Не сейчас. Никогда. Но я это делаю, и он отправляется к выходу для посадки на бостонский рейс.
Первые два дня после отъезда Ньюта невыносимы. Телефонные звонки не успокаивают, я понимаю, что не выхожу из паники. Обе ночи я просыпаюсь дрожа, мокрый от пота, от кошмаров, которые не могу вспомнить. Весь день я сижу в парке, глядя на залив. и пытаюсь вспомнить, как дышать не задыхаясь. На третье утро я принимаю решение.

Я делаю один из самых тяжёлых телефонных звонков в моей жизни. Мне худо до головокружения, а после меня мутит - но я получил то, что хотел. Я отпрашиваюсь у педагогов "по семейным обстоятельствам" и надеюсь, что они не станут их проверять. Я покупаю билет на самолёт и бронирую номер в гостинице - и во второй половине дня уже на пути в Бостон.

Конечно, когда я приезжаю, идёт ужасный дождь. Водитель такси не может отыскать тот адрес в южной части города, который я ему дал, и мы дважды объезжаем квартал, прежде чем я нахожу нужный нам таунхаус. Дождь капает мне за воротник, когда я звоню в квартиру на первом этаже. Я не предупредил о приезде - не хотел услышать "нет".

Когда я слышу щелчок замка, я собираю всё своё мужество. Узнав меня, госпожа Шварц теряет дар речи.

- Здравствуйте, госпожа Шварц. Ньют здесь?

Я слышу голос - знакомый и желанный, приближающийся к двери: - Кто там, мама?

Ньютон появляется в холле - босой, в пижамных штанах и драной футболке.

- Герман! - поднырнув под её руку, он обнимает меня с такой силой, что приходится вцепиться в перила, чтобы мы оба не слетели по ступенькам. Ньют тише чем я привык, зато спокойный и связно мыслящий.

Мы болтаем час или два, прежде чем г-жа Шварц предлагает вызвать мне такси, чтобы вернуться в отель.

Я стараюсь не прислушиваться, пока Ньют спорит с матерью на кухне. В конце-концов он побеждает - я могу остаться. Я звоню в отель, чтобы отменить бронирование, но должен заплатить за первую ночь. Деньги, которые я сэкономил, позволят мне дольше оставаться в Бостоне. Я славлю свою предусмотрительность, за уложенные в багаж лучшую пижаму и рубашку.

Ночь Ньют и я проводим на раскладном диване. Спать на кровати в его комнате нереально - учитывая. как он раскидывается. Я обнимаю его и проваливаюсь в сон, слушая, как он дышит. Возможно, это лучший сон в моей жизни.
Следующие дни проходят рутинно - мы поздно встаём. завтракаем, гуляем по городу пока не проголодаемся, покупаем какой-нибудь дешёвой еды, возвращаемся в квартиру Ньютона, смотрим кино (или Ньют режется в игрушки, а я читаю), ужинаем с его мамой, болтаем и идём в постель.

-Мне не нравятся эти таблетки. - говорит он, - я из-за них всё время забываю слова. Голова как... набита... этим... ну, мягкое такое в плюшевых медведях. И всё время хочется спать - четырнадцать часов в день, а? Я думаю, я просыпаюсь только оттого, что ты меня трясёшь, пока я это не сделаю.

- А чтобы он сработал, мне читать его с твоим акцентом?
В первый раз с тех пор, как я нашёл его на полу, он звучит как он. Я смеюсь громче, чем обычно. От облегчения, наверно.

На второй неделе мой счёт истощился - придётся вернуться в Стэнфорт, чтобы покрыть расходы стипендией. По дороге в аэропорт он спрашивает: - Я тут подумал - как ты себе смог позволить приехать в Бостон? Ты не работаешь, только стипендия и кредиты.
Не могу удержаться от гримасы: - Я... хм.. я позвонил семье и попросил денег. Придётся летом поехать туда и неделю выслушивать разглагольствования отца, - я улыбаюсь Ньюту, - но оно того стоило.
Он смеётся и целует меня. Точно стоило.

Новый рецепт позволяет ему вернуться к его бешеному стилю жизни. Я нервничаю оттого, что большую часть времени он гипоманиакален, но как-то обходится без серьёзных приступов депрессии и срывов. Я молюсь, чтобы равновесие держалось.

Он пропустил весенний семестр и остался на второй год. Но после недели в Монтерей-Бей (в том числе трёх полных дней в аквариуме ), он легче относится к этому. Я перехожу на следующий курс, но мой средний балл слетает на десятую пункта. Мне всё равно.

Равновесие держится все оставшиеся два года в колледже. Я заканчиваю его в срок - со степенью по математике и откладываю поступление в аспирантуру, дожидаясь, когда Ньют закончит свою программу по биологии.

Когда Ньют доучивается последний семестр, меня берёт на оплачиваемую стажировку студия "Pixar". Я разработал алгоритм автоматической имитации давления гравитации и воздуха на ткани и волокна различной плотности. Думаю, Ньют никогда не гордился мной больше, чем когда смотрел окончательный вариант краткой презентации: мечущийся по лаборатории учёный в развевающемся белом халате; взмывающий над сценой седой гитарист в просторной футболке и рваных джинсах; юноша, вылезающий из-под простыни и потягивающийся в одних фланелевых пижамных штанах перед залитым солнцем окном.

Ньют звезда, конечно.


Типапримечание - "броги" - туфли с декоративной перфорацией, бывают высокие, бывают довольно открытые - такого типа: trendymen.ru/images/old/style/dresscode/images_....

Судя по тому, что Герман был благодарен безобразной обуви - у Ньюта второй вариант.